Предисловие.
Как ни горько признавать свою зависимость, но Ram’ы сильны.
Воздействие их отто-ченного в коммерческом плане и плане воздействия
на массы творчества имеет место и на мне… Мне искренне хотелось
бы, чтобы в моем сердце и моих представлениях они остались именно
такими, какими они показаны здесь. Долгой жизни им! И безупречно
восхитительного сияния на небосклоне шоу-бизнеса!
Группе Rammstein посвящаю.
Шестой
восход солнца
Раз. Восходит Солнце. Мы идем
к Солнцу, оно зовет своих детей, светит всем и всегда. Даже
когда наступает ночь, оно продолжает светить на другой стороне
земли. Солнце зовет и меня. Я его сын. Первородный, отвергнутый
отцами, нечистая сила без плоти. Дух мой стремится к матери
– Солнцу, которая зачала меня в спешке без семени, родила меня
в пус-тоту, и пустили меня отцы мои по миру. Ищи судьбу свою,
искупляй грехи братьев своих не-рожденных, - говорили они. И
гремел гром, расступались облака, падали из внутренностей не-бес
тяжелые капли, и уходил я уже в другую пустоту.
Я всегда рядом. Всегда над тобой
– немного справа и сзади, на полметра выше твоей го-ловы. Всегда
вижу, как ты шагаешь правой ногой, и догадываюсь о следующем
таком же дви-жении левой. Я вижу, как ты живешь. Жизнь твоя
глупа. Даже я, наблюдая, становлюсь безум-ным.
Ритуал принятия пищи стал святым. Этикет есть Библия для гурманов.
От хорошего ви-на не откажусь. Только в одиночестве, кампания
придает вину солоноватый вкус, оно становит-ся как кровь. Хотя
и такое иногда приятно. Ты ешь мало, но с толком, особенно дома.
Наверня-ка мне бы понравились твои блюда, приготовленные между
полуночью и часом ночи, ведь ты зовешь всех своих духов-помошников,
они выдыхают свои ароматы в твои руки, которыми ты можешь сделать
все.
Последнюю неделю ты просто не можешь оторваться от еды… Началось
все с черного перца – ты купила его, чтобы приправить чай из
смородинового листа. На пакетике был напи-сан рецепт тушеного
кролика по-французски. Ты проголодалась. Достала из холодильника
ку-рицу, положила ее на стол, вокруг овощи, зелень, соль, перец,
приправы. Включила музыку и пела. Пела долго и красиво. И курица
получилась с румяной корочкой и вкусная, судя по тому, что ты
ее за раз всю и съела. А потом ты уставала ходить за продуктами,
слишком быстро все съедала. Но выглядишь ты – краше некуда!
Люблю тебя такой!
Твой живот увеличивается на глазах. Ты ела сегодня всего семь
раз до обеда, не забывая молиться. Но живот слишком огромен,
чтобы это могло стать причиной. Видимо там кто-то есть… Может
это та самая недельная курица, превратившаяся в недельного кролика,
ищет вы-ход?! Почему тебя тошнит? Не хочешь выпить таблетку?
Ведь ты их так любишь! Беременна?! Это смешно, ведь у тебя уже
давно никого нет! Беременна? Нет, ты ошибаешься, это тот про-клятый
кролик! Выпусти его и все получится. Какие воды? Чтобы родить
ребенка, надо му-читься 9 месяцев, с момента увеличения твоего
живота не прошло и шестидесяти минут. Боги мои! Отцы и деды!
Что позволяете вы ей делать?! Она безумна! Она собралась рожать!
Кричи! Громче, сильнее и тужься! Выбрось это из себя и отдыхай!
Существо, сидящее в тебе, не от тебя. Не твое оно. Ты бредишь.
Я не умею. У меня нет тела, чтобы оно впадало в бред. А ты бредишь.
Какой может быть ребенок? Вот, смотри. Твой живот опять в норме.
Нар-команка ты моя! Все обошлось. Твои путешествия не приведут
тебя ни к чему, кроме как к бре-ду. Ты так орешь… Твой голос
изменился. Стал очень высоким и резким, как плач ребенка. Ты
жалеешь о том, что было в тебе? Ты быстро ко всему привязываешься
и так же быстро тебе все надоедает. Поэтому и жизнь твоя – суета…
Мальчик. Я что-то пропустил? С твоими мыслями я даже не заметил,
что ты родила мальчика. Мало того, я не успел расписаться, чтобы
попасть в тебя. Ты слишком быстрая для меня. Но он! Я жду уже
так долго, а он – без очереди. Если бы я мог ненавидеть – я
бы презирал его. И ничуть он не красив! Несмотря на то, что
ты назвала его Christoph.
Да, я тоже подумал, что надо бы тебе обмыть кровавые пятна с
тела. Оставь его, он не достоин тебя. Его руки слишком малы,
чтобы любить тебя, его кожа слишком синюшна, чтобы ты могла
касаться ее. Контраст не верный. Его веки слишком опухли за
этот час, он похож на мертвеца, слишком. У него все слишком.
Слишком быстро он родился, слишком мало был в те-бе, чтобы успеть
за тобой.
Он развалился поперек кровати. Ты одела его в простыню. Одежду
он порвал бы. За 15 минут он вырос на метр. Знаешь, я был не
прав… Он хорош. Похож на тебя. Вы близнецы, воз-можно теперь,
ведь он уже твоего возраста. Опять все слишком. В 9-й раз ты
спросила его, не голоден ли он. Английский, французский, немецкий,
словацкий, иврит, испанский, русский… Он же не умеет разговаривать!
Его тело растет, но нет практики ни в речи, ни в движении! Нау-чи
ходить его.
Он в самом деле хочет есть. От голода даже ударил ладонью по
столу. Что ты пригото-вишь ему? Овощи, мелко порубленные, обжаренные
в растительном масле, заправленные сухим вином и кусочками мяса.
Разложи все это сегодня квадратом, а не кругом, как обычно.
Звук удара по столу так восхитил его, что он засмеялся. И вот
уже вся посуда, все поверхности на кухне были удостоены его
ударов. Ты слушала волшебный ритм, внося в честь своего сына
раз-нообразие в приготовление пищи – не призвав ни одного духа-помощника.
Он уже достоин это-го. Его походка великолепна, немного еще
покачивающаяся, но достаточно тверда. Он уже вы-ше тебя! И красив,
мерзавец! Как и ты, впрочем…
Ты любишь его, своего первого сына. Я слышу, как бьется твое
сердце в такт ударам его пальцев по стене – он прошел мимо и
сел за стол на свое место. Ты улыбаешься, ты счастлива, ты рада
видеть своего сына в зрелом возрасте. Наверняка, ему сейчас
по земным меркам лет 35. Он тебя тоже любит, его глаза, как
и твои, светятся от переполняющих его грудь чувств. Я за-мечаю,
что не только грудь его переполняется. Он хочет тебя, видишь?
Не отворачивайся, по-смотри, твой сын хочет подарить тебе себя
всего, внутри и снаружи. Овощи в квадрате томятся. Пора принимать
ему первый обед.
Слышишь, как звучит его голос? Он спросил тебя, что ты вяжешь.
Видишь, как его улыбка похожа на твою? Ему приятно, что ты заботишься
о нем, создаешь для него вязаное по-лотно из шерсти осла. Чувствуешь,
как нравится ему твой обед? Уплетает за обе щеки, как буд-то
с самого рождения ничего не ел.
Твое платье слишком короткое. Все ноги видны, а ты еще и закинула
одну на другую. На столе в такой позе не сидят! Твой Christoph
страшно кушает, бросает на тебя взгляды с явным оттенком физической
любви. Ему нравятся твои ноги, поверь! Он идет к тебе, вытирая
рукой рот. Он хочет тебя на десерт. Его глаза слишком глубоки,
чтобы просто плавать. В них надо то-нуть, навсегда. У него теплые
руки? Или горячие? Чувствуешь его плоть? Он облизывает твою
шею, как грязную тарелку, собирая языком твой пот до последней
капли. Твоя грудь чувствует постукивание его рук. Все тот же
ритм… Ты любишь его. Ты его мать, ты должна научить его всему.
Его волосы седеют. Он стареет на глазах. Он уже слишком стар,
чтобы ты могла в тре-тий раз почувствовать его в себе. Он слабеет.
Поддержи его. Помоги ему добраться до постели. Он плачет, он
любит тебя, он боится оставить тебя одну. Ведь ты так молода,
так неопытна, так нуждаешься в нем. Он умер у тебя на руках
в день своего рождения. Он был слишком быстрым. Вы слишком сильно
и быстро любили друг друга. Все слишком.
Christoph
4.05.01 – 4.05.01
Спешка толкает меня в жизнь.
Мама.
|
Два. Солнце всходит. Сегодня его не видно. Облака закрывают
его. Облака – души грешников. Но Солнце светит. Оно дарит свой
свет и тепло, не замечая детей своих. Оно зо-вет каждого к своему
сердцу. Оно любит свое творение. Его сердце горит от такой огромной
любви. Я хочу к тебе, мама. Хочу к твоему горячему сердцу, к
твоему теплу. Зачем отдала ты меня отцам моим, отрекшимся от
меня?..
Ты не снимаешь это черное платье
вот уже целую ночь. Твои слезы оставили белые сле-ды соли на
нем. Твой сын умер от старости, прожив один день. Ты должна
плакать. Он был слишком красив для такой шикарной женщины, как
смерть. Ты должна была владеть им. Внут-ри твоего живота еще
не стихла послеродовая боль. Ты умываешь свое тело слезами.
Эти слезы катятся по твоим щекам вниз по шее через живот, попадая
в пупок, к ногам, таким длинным, что не видно их конца, если
смотреть сверху. Одна твоя слеза закатилась внутрь тебя. Она
уви-дела миллионы мертвых белых солдат, плавающих в тебе. К
одной из стенок прикрепилась ко-ролева с избранным. Эти воины
принадлежали твоему первенцу, его армия, и лишь один побе-дил,
достиг цели, заполучил тебя. Твоя слеза видит в этом слиянии
твоего второго мальчика.
Ты назвала его Christian. Его волосы напомнили тебе созревшую
пшеницу на деревен-ском поле, в которой ты купалась 4 года тому
назад, пытаясь остановить бешеный ритм сердца. Птица тогда выклевала
тебе глаза, ты даже не заметила, что это была за птица. Твое
зрение вер-нулось к тебе, когда ты выпила кровь одинокого пастуха,
бредущего в темноте.
Твой второй сын стал отставать от брата и одновременно отца
своего. Вот уже день прошел, а он вырос всего лет на 20. Его
глаза, как твои в поле. Без очков он не может даже по-мочиться
в унитаз. Его зрение в пальцах. Он чувствует клавиши твоего
рояля как слепой ребе-нок – запах материнского молока.
Вчера он написал композицию под названием «Г». Эта буква тебе
не напомнила ничего. Он любит тебя, сильнее, чем его отец. В
нем двойная любовь. Он живет уже второй день. Слева на виске
ближе к вечеру у него появился первый седой волос. Осознав приближение
совей ста-рости, он решил поспешить.
Он играл на тебе как на пианино. Его пальцы превратились в 12
миллионов конечностей и нажимали на тебя как на миллиард черно-белых
клавиш. Твоя спина покрылась синяками, по-том ты почувствовала
запах своей жареной плоти, но любовь к сыну твоего сына держала
тебя буквой Г. Ты слушала его игру на рояле. Он исполнял свою
единственную композицию для те-бя. В последний раз.
Ближе к полуночи тело твоего второго сына уже начало разлагаться
и вонять.
Christoph
4.05.01 – 4.05.01
Спешка толкает меня в жизнь. Мама.
|
Christian
5.05.01 – 6.05.01
Твоя игра лижет мою кожу.
Мама.
|
Три. Восходит солнце. Оно лижет
пятки тем, то бежит от несправедливости. Родив-шись однажды,
можно лишь умереть. Народившийся живет вечно. Все святые суть
народив-шиеся. Я – исключение. Великое и гениальное. Солнце
щиплет меня за бока, смеясь и плача. Я хочу гореть в огне своей
матери. Моя кожа треснула на боках. Мать совсем сожгла ее. Отцы
плачут от радости за детей своих. Они учат их ходить и думать…
Я учусь сам. У нее.
Ты стала частым посетителем
кладбища. Твое единственное черное платье испачкалось белыми
потоками. Ты ходишь своим третьим сыном. Он англичанин, ты в
этом уверена. Твой живот болит справа внизу. Тянущая боль не
дает тебе насладиться завтраком из шоколада и хо-лодного слегка
подсоленного чая.
Ты родила третьего сына в 11.02 7-го мая. Его отец сделал сына
высоким, чересчур, с ярко выраженными скулами, влажными губами
и длинными пальцами на ногах. Уже вечером ты смотрела на него
снизу вверх. После захода солнца он нашел у тебя на чердаке
гитару с ос-тавшимися четырьмя струнами, холст с красками и
твои стихи.
Весь следующий день он разговаривал с тобой о смысле своего
существования. Ты ре-шилась показать ему могилы отца и деда,
своих сыновей. Он гордится своей родословной. Че-тыре струны
играли без остановки, даже когда он гладил твои скомканные волосы
правой ру-кой, его левая рука успевала ставить аккорды на гитаре
и дергать струны одновременно. Ты сходила с ума от его игры
и прикосновений.
Третий день бы пасмурным. Oliver, твой третий сын, потерял уже
былую сноровку и не успевал играть. Ты опережала его даже в
еде. После того, как его сперма втекла в тебя перед входной
дверью в квартиру, он стал мочиться в штаны. Ты купала его вначале
часто, потом ос-тавила умирать в теплой воде. Забыв о нем, ты
нашла его части тела плавающими в разных час-тях ванной. Вода
была настолько горячая, что мышцы его приобрели серый цвет,
сварившись. Он любил тебя тихо и умер в день Победы как настоящий
англичанин, не попрощавшись…
Christoph
4.05.01 – 4.05.01
Спешка толкает меня в жизнь.
Мама.
|
Christian
5.05.01 – 6.05.01
Твоя игра лижет мою кожу.
Мама.
|
Oliver
7.05.01 – 9.05.01
Немного побыстрее.
Мама.
|
Четыре. Восходит Солнце. Сегодня
я увидел на нем пятна. Из моих глаз текли слезы алого цвета,
я растирал их руками мертвого младенца. Сила его воли пыталась
увести мой взгляд от этих пятен, но я увидел их. Значит, моя
мать до сих пор занимается сексом по вы-ходным. Я похож на нее
в этом. Мои отцы крутят головами по всем сторонам света. Их
взгляды убегают от света матери. Они презирают алый цвет. Они
хотят жениться на моей матери. Солнце греет меня.
Paul появился рано утром. Если
бы он подождал до рассвета, его рост дотянул бы до красоты его
лица. Ты влюбилась в него, когда он еще был вымазан плацентой.
За завтраком он уже сам держал ложку и улыбался тебе, называя
мамой. Ты подстригла его сама, когда он рас-сматривал старые
фотографии. Быстрым движением ты провела ножницами по его волосам,
ровно и нежно. Ему понравилось смотреть за тем, как падают его
волосы на пол. ТЫ стригла его каждый час, заставая за разными
занятиями. Он любил все и много. Ему не хватало того, что есть
в обычных вещах. Ты заметила это, когда, 11 мая, он, отыскав
гитару своего отца и твоего сына, усовершенствовал ее, натянув
не хватающие 2 струны. Умение играть передалось ему по наследству:
техника – от отца, желание быть лучшим от матери. Он играл на
холсте и писал на гитаре одновременно, при этом он любил читать
твои стихи, молча. Ты еще тогда удивлялась, почему он не читает
их вслух. Позже ты поняла, что он не говорил по-французски.
Только читал и писал.
Своими талантами он воспользовался на следующий день. Закрыв
за собой дверь, он, с гитарой в левой руке, с мольбертом и кистью
– в правой, с тетрадью твоих стихов – под мыш-кой, он, подстриженный
под горшок, с накрашенными каре-зелеными глазами формы разгры-зенного
миндального ореха, с редкой, правильно очерчивающей подбородок
снизу бородой, широкими бровями и прямым профилем, с неглубокими
складками вокруг пышного рта и серь-гами в ушах, ушел искать
женской любви.
Вернулся он поздно утром следующего дня. За любовь он платил
своей игрой, глазами, кистью, рисуя размножение клетки на телах
женщин, записками, в которых он писал твои стихи на французском,
не в состоянии прочесть их вслух. Ты посчитала, что он отдавал
проституткам слишком много своей души вместе с телом, и, проронив
4 слезы, ушла в парк напротив неиз-вестному солдату Александру,
погибшему в городе Солнца.
Paul, твой четвертый сын, нашел тебя там мокрой, твое платье
светилось на солнце так, как светятся бриллианты и алмазы. Соль
на нем образовала слишком огромные кристаллы. Сын любил тебя
под четвертым деревом справа от памятника, зажмурив глаза, чтобы
не ослепнуть. В его движениях ты насчитала 26 ночных женщин.
Ты знала как зовут каждую. Его галстук развязался, глаза открылись
как раз когда он произнес 27-е, твое имя. Он улыбнулся и признал-ся
тебе в любви.
Paul умер в возрасте 31-го земного года от остановки сердца.
Несмотря на данные тебе обещания, он так и не бросил курить,
научившись этому у 14-й женщины – Инны.
Christoph
4.05.01 – 4.05.01
Спешка толкает меня в жизнь.
Мама.
|
Christian
5.05.01 – 6.05.01
Твоя игра лижет мою кожу.
Мама.
|
Oliver
7.05.01 – 9.05.01
Немного побыстрее.
Мама.
|
Paul
10.05.01 – 13.05.01
Твой правый глаз гармонично сочетается с серьгой в правом
ухе. |
Пять. Восходит Солнце. Взрывы
на теле его разбрасывают осколки его плоти во Все-ленную. Лава,
истекающая из таких кратеров, как дикое вино – ни насладиться
ей, ни к столу подать. Так и раздает Солнце плоть и кровь свою
на все стороны, широкой рукой своей, пода-вая чашу причастия
каждому грешнику. Мои губы трескаются от засухи, мой рот не
может закрыться от желания. Язык уже столько раз чувствовал
солоноватый привкус вина твоего и пресный оттенок твоего хлеба,
так ни разу и не попавших внутрь меня. Зову тебя матерью, отрекшейся
от меня, матерью, не давшей ни разу припасть к твоей груди,
матерью, запах которой смешался с миллиардами фиолетовых звезд.
Тони в реке безмолвия, повисни на дереве отречения, сгори в
огне фальши и ненависти, отрекаюсь я от тебя, мать, сияющая
всем сразу и никому в частности. Ухожу и от тебя, распутная
шлюшка, любящая сыновей своих и ро-жавшая от каждого.
14 мая 2001 года ты проснулась
с тревогой внутри. Ты чувствовала, что я ухожу от тебя. Зашла
в цветочный киоск, купила 4 букета по 14 цветков шиповника и
понесла их на могилы детей своих. На входе на кладбище хоронили
тебя. Твои родители проливали слезы, как резвая туча – дождь.
Твои братья стояли с двух сторон от твоего гроба, по щекам их
стекали капли до-ждя. Этот дождь шел только над твоей похоронной
процессией. Ты лежала в красном платье с белым воротничком.
Глаза тебе открыли, чтобы ты видела, как тебя будут хоронить.
На лице твоем застыла легкая улыбка. Руки обнимали желто-белую
свечу на уровне груди. Ноги твои обули в ботинки по твоему последнему
желанию. Когда твой гроб полностью наполнился во-дой, ты захотела,
чтобы выглянуло солнце. И дождь прекратился. Твоя юбка зашелестела
на ветру и все поняли, что платье твое, белое, выпачкано в кровь.
Все платье в крови – лишь во-ротничок белый. И ты улыбаешься.
Твой муж с лицом сигаретного пепла обхватил твое лицо руками
и зарыдал. Его мутные, скользкие слезы капали на твою одежду.
Тебя чуть не стошни-ло. Прямо в гробу.
Зато тебя стошнило уже дома, после того, как твое тело в кровавом
платье закопали. Вчерашний ужин подсказал тебе, что ты беременна
снова. Почти весь сервиз был разбит тобой от злости и безысходности.
Твое тело, все такое же юное и ни капли не изменившееся, носило
пятого сына. Твоя «ты» уже устала от этих рождений и смертей.
Выход ты видела только в аборте. Когда ты взяла бритву и решилась
перед зеркалом вырезать своего сына, он, выскочив из тебя, чуть
не ударился головой об кафель. Твои слезы смыли с него остатки
тебя.
Ты назвала сына Richard.И решила отдать его в приют, как только
немного подрастет. Вспомнив, что завтрак сегодня был заменен
твоими похоронами, ты ушла на кухню. Твой сын, намного проницательнее
тебя, вырос в мгновение. Его волосы, не успевшие высохнуть от
твоих слез, устремлялись вверх от головы. Взмахом руки он взбил
их в прическу, накрасил твоими тенями себе глаза в голубой цвет,
тушью для ресниц расчесал брови. В углу тумбочки он нашел краски
и холст. Выдавив немного краски на ладонь, он провел средним
пальцем левой руки сначала по кляксе, потом по бороде вниз от
нижней губы. Окунув ресницы в остатки краски, он вынул твой
комбинезон стального цвета на синтепоне, натянул его на свое
сильное тело и вы-шел к тебе на кухню. Его зад был таким упругим,
что брюки стали расходиться по шву. Он поднял на тебя глаза,
и ты не увидела в них зрачков. Ты сразу поняла, что он догадался
о твоих грязных замыслах о приюте. Ты упала перед ним на колени,
уткнувшись в его бедро, просила прощения.
Richard забрал лишь гитару отца и ушел в никуда. Его волосы
так и не успели высо-хнуть. Его глаза так и не нашли свои зрачки.
Ты услышала о нем на следующий день. Он стал играть для всех
на площади Милы. Ты его увидела по телевизору, он смотрел влево
вниз своими слепыми глазами без зрачков, сгла-тывая слюну, думал
о будущем произведении. Внезапно его руки делали резкие движения
вдоль струн на гитаре и останавливались в исходном положении.
Секунда – тишина. Затем не-слась музыка, музыка электрогитары,
состоящая из чувств отца и слез сына. Его движения были так
быстры, что он прекращал их еще до того, как звук от струн доходил
до ушей слушателя. Ты прочитала о нем в газете, он не давал
интервью, он ничего не рассказывал словами. Пусти-ли слух, что
он слеп и нем. Ты не верила в это.
Ты нашла его через 4 дня после рождения. В дальней камере местной
тюрьмы. Его поса-дили за хранение и употребление наркотиков.
Он рассказал тебе о том, что происходит, когда вводишь смесь
себе в вены, и о том, как он любил тебя во сне. Ты просидела
с ним всю ночь, слушая его истории про другие измерения. Он
угощал тебя марихуаной и вы целовались в ши-роком поле индийского
поселка.
Его глаза нашли свои зрачки следующим утром, ( и ты поняла,
что в его глазах можно плавать вечно! - опять…) тогда, когда
в тебе был целый холщовый мешок семени, семени ко-нопли, как
ты это и видела. Тебя вытащили из его камеры и привели в сознание.
ТЫ не хотела верить в то, что опять будешь беременна, в то,
что твой сын наркоман, и в то, что он умрет се-годня от старости.
В своих венах он играл на гитаре, звук опаздывал на целую вечность.
Он увидел восход Солнца с самого Солнца. Он открыл глаза, чтобы
сообщить тебе, что наступило завтра и он жив, но тебя не было,
ведь он не проснулся даже с найденными зрачками.
Christoph
4.05.01 – 4.05.01
Спешка толкает меня в жизнь.
Мама.
|
Christian
5.05.01 – 6.05.01
Твоя игра лижет мою кожу.
Мама.
|
Oliver
7.05.01 – 9.05.01
Немного побыстрее.
Мама.
|
Paul
10.05.01 – 13.05.01
Твой правый глаз гармонично сочетается с серьгой в правом
ухе. |
Richard
14.05.01 – 18.05.01
Мои слова опоздают.
Мама.
|
Я
ушел от нее, вернувшись к ней. Я обрел мать, которая желала
меня. Я родился 19 мая без времени. Она верила, что я помогу
ей остановить эту цепь рождений. Я рассказал ей все, что видел
до появления на этот свет. Мы говорили по-французски и в рифму.
На музыку своих отцов я положил слова моей души. Вы, читатлеи,
можете услышать их…
Я не хотел умирать, не хотел терять найденного Солнца, Матери.
Я не хотел брать ее, она не желала отдавать тело в мои руки.
В ночь с 24 на 25 мая, перед ее днем рождения, мы просто не
выдержали. И я понял, что это стоило даже жизни.
Она вонзила кинжал 18 века, купленный ею в антикварном магазине
по случаю праздни-ка, в мою грудь за несколько мгновений до
оплодотворения. Ее слезы грели мое сердце. Ее ры-дания направляли
меня к вечной тишине и покою – к Солнцу.
Она ушла через площадь Милы на Север, обернувшись лишь один
раз. При взгляде на стены ее дома, украшенные нашими, ее сыновьями,
портретами, она слегка улыбнулась и сму-тилась. Ее шарф развевался
от ее быстрой походки. Он ушла на Север, в сторону своей моги-лы.
Шесть. Солнце взошло.
Christoph
4.05.01 – 4.05.01
Спешка толкает меня в жизнь.
Мама.
|
Christian
5.05.01 – 6.05.01
Твоя игра лижет мою кожу.
Мама.
|
Oliver
7.05.01 – 9.05.01
Немного побыстрее.
Мама.
|
Paul
10.05.01 – 13.05.01
Твой правый глаз гармонично сочетается с серьгой в правом
ухе. |
Richard
14.05.01 – 18.05.01
Мои слова опоздают.
Мама.
|
Till
19.05.01 – 25.05.01
Мы хотели твоей смерти вместе. По-французски.
Мама.
|
Edra Февраль 2002 – 24.04.2002
