ДЕТЕКТИВ. «Кошмары на улице Раммов».

Прежде, чем вы приступите к прочтению этого рассказа, спешу предупредить вас, что в моём повествовании группа Rammstein (за исключением вокалиста) проживают на одной улице, в соседних домах, а некоторые даже - в одних и тех же…

By inTHREEga

Глава 1.

«Чует моё сердце!..»

Примерно в семь утра, в престижном Берлинском многоэтажном доме, в одной из многочисленных квартир, разлепил глаза один из населяющих этот дом людей – чрезвычайно высокий лысый мужчина с тёмного цвета бородкой. На нём была одета небесно-голубая пижама, а на глаза натянута повязка, вероятно, для того, чтобы ранним утром свет не пробивался в глаза. Звался мужчина ни иначе как Оливер Риедель.

Комната, в которой он очнулся (в смысле – проснулся…) имела довольно странный (читай: безобразный) вид: повсюду разбросаны вещи, нижнее бельё, носки, тапочки разных цветов, различные книги, брошюрки по завариванию целебных трав и многое другое, чего на первый взгляд можно и не заметить. Лишь в самом дальнем углу комнаты одиноко стояла блестящая, отполированная; не старая, но добрая бас-гитара и высокомерно сияла начищенными боками.

Олли свесил с кровати босые ноги сорок-n-го размера и немного поболтал ими в воздухе, чтобы окончательно проснуться. Он медленно поднялся во весь свой двухметровый рост, и отправился по своим утренним делам.

Вскоре Оливер вернулся свеженький, чистенький, бодренький и решил, что лучшего дня в его жизни никогда не было и быть не может: солнце сияет, птички припевают – что ещё надо для полного счастья?..

Он, неспешно переступая через разбросанные вещи, прошествовал к своей сияющей басухе и нежно взял её в руки. Перебрал пару струн, сфальшивил, рассердился; провёл по ним ладонью, поцарапался о слишком туго натянутую струну, выругался про себя; потрогал здоровой ладонью гриф гитары, посадил занозу, тихо завыл… Вконец рассвирепевший Олли со всей дури потянул за обидевшую его струну, она издала низкий, жалобный звук, натянулась ещё больше… и лопнула. Ларс заскрежетал зубами и швырнул ненавистный инструмент об стенку.

- Да чтоб я!.. Чтоб ещё раз!.. НИКОГДА!!! Ни в жизни!.. Всё, увольняюсь! – заголосил Оливер, топая ногами.

Через пару минут он решил успокоить нервы медитированием, и, уже усаживаясь в позу лотоса, напоследок возвестил:

- Ох, чует моё сердце, сегодня какая-нибудь гадость произойдёт!..

* * *

Примерно в половине восьмого страшный шум разбудил Кристофа Шнайдера. Об стенку, прямо напротив его головы, что-то с хрустом сломалось, затем раздались явно нечеловеческие вопли, вроде «НИКОГДА В ЖИЗНИ! НИЗАЧТО!!!». Дум так резво вскочил, что даже скатился с кровати. Он быстро нацепил на себя махровый халат, и потопал в ванную. «Утро всё равно уже испорчено, поспать не получится, надо хотя бы привести себя в порядок» - думал Шнайдер, выдавливая на щётку немного зубной пасты.

Спустя некоторое время, ударник вернулся в комнату, и с удивлением обнаружил у себя в кровати двух совершенно неодетых девиц. Одна из них была брюнетка, вторая – блондинка, и сейчас обе сидели, уперев руки в бока, и выжидающе смотрели на вошедшего Кристофа.

- Кри-ис! – пропищала светленькая. – Мы тебя тут заждались уже!..

Дум аж передёрнулся:

- Я же просил вас, не называйте меня по имени! Меня это выводит из себя…

Тут в разговор включилась тёмненькая.

- Шаня, - произнесла она низким бархатным голосом. – Иди сюда! На улице так холодно, и мы с Соней уже дрожим. Согрей нас!..

Дум настороженно взглянул на девушек, и кисло произнёс:

- Если хотите согреться, накройтесь одеялом!.. И вообще, что вы делаете в моей квартире? Я женатый человек!..

Девицы переглянулись:

- Вчера, когда ты нас в баре клеил, тебя это мало волновало! – фыркнула тёмненькая.

- К тому же, Крис, ты сказал, что она уехала к родителям в Россию, и… - пискнула светленькая.

- Какой я тебе КРИС??!! Я - ШНАЙДЕР, ясно вам?.. - рассвирепел Шнайдер. – Она обещала приехать сегодня ут…

« Дин-дон!» - это забренчал дверной звонок.

« Жена!..» - с суеверным страхом подумал барабанщик.

« Пиццу принесли!» - размечтались девушки.

« Чует моё механическое сердце: что-то ужасное сегодня будет!..» - подумал звонок.

* * *

Пауль Ландерс проснулся около девяти часов в весьма приподнятом расположении духа. Вспоминая, что они вместе со Шнайдером и двумя девушками – брюнеткой и блондинкой, вытворяли у того на квартире, Полик ужаснулся, и порадовался, что успел убежать оттуда сразу после первых двух бутылок вина, и хорошенько выспаться. «Ну, ему от жены-то влетит! Хе-хе» - с удовольствием садиста подумал он.

Ритм-гитарист потёр ручки и бодрым кузнечиком поскакал бороздить просторы своей кухни. Подбежав к кофеварке, Ландерс засыпал туда свежемолотый ароматный кофе и, в предвкушении вкусного завтрака, вытянул руки вверх, как балерина, и принялся беззаботно кружиться по кухне. Сделал головокружительное па, и… во весь рост растянулся на непредусмотрительно разбитом яйце, так и не попавшем в его утреннюю глазунью.

- Вот чёрт! – пробубнил Пауль, катаясь в липком желтке. Внезапно он неловко задел стол, и на него сверху полетела кофеварка с очень горячим терпким кофе.

- А-ааай!.. – дурным голосом завопил ритм-гитарист, тотчас поднимаясь на ноги. Полик, махая руками, принялся носиться по комнате, приговаривая: «Ай-яй-яй, горячо мне, горячо!.. Спасите, помогите!!! Вызовите пожарных, я горю!..» до тех пор, пока на шум не сбежались соседи, и не начали звонить в дверь.

- С вами всё в порядке? – то и дело доносилось из-за двери. – Герр Ландерс, откройте, это ваши соседи сверху! Откройте же, это ваши соседи снизу!..

Среди набежавшего народа был и Оливер, по такому случаю даже вышедший из астрала на помощь хоть и не совсем другу, но хорошему приятелю. Хвала небесам, что у него, как у человека предусмотрительного и дальновидного, были припасены дубликаты ключей от квартир всех согруппников, поэтому Олли смог без труда отворить дверь и пройти в квартиру Пауля.

Басист осторожно прошёл в квартиру, зашел в спальню, в ванную комнату, в гостиную, пока не догадался заглянуть на кухню.

- Олли… Я насмерть обварился кофе!.. – пропищало что-то из-под стола.

Риедель несколько удивился, но всё же послушно посмотрел под стол, и так и застыл в этом положении. Его взору предстал дымящийся ритм-гитарист, скорчившийся на полу, волосы у которого были прочно склеены чем-то, имеющим неприятный желтоватый оттенок. Оливер так бы и стоял в позе «а-ля рак» неизвестно сколько времени, но Полик вдруг липкой рукой цепко схватил его за штанину и беззлобно, но твердо потребовал: «Немедленно подними меня с пола! У меня все волосы в желтке, вся одежда в кофе, и я ужасно сильно хочу есть!»

Через несколько минут Пауль с вымытой головой, в новом одеянии, с весьма довольным видом, сидел за столом, рядом с Ларсом, перед тарелкой, наполненной приятно пахнущей едой, которую приготовил, естественно, Олли.

- Мням… - промычал Ландерс, отправляя в прогулку по органам пищеварения первый кусок. – Чует моё сердце, не только со мной сегодня несчастья произойдут!

* * *

Флаке пробудился по его меркам очень поздно – в половине десятого. Он чертыхнулся про себя, и, на ходу напяливая на нос очки, выскочил из комнаты.

- О, наивнейший из глупейших, как я посмел пропустить сегодняшнюю репетицию!.. – бормотал Кристиан, одной рукой копаясь в холодильнике в поисках чего-нибудь съедобного, а другой - натягивая брюки. Мельком взглянул на наручные часы: без пятнадцати десять. – О нет! Опаздываю, как я опаздываю… Мне надо было быть там ещё в девять часов!.. Странно, что Якоб ещё не звонит и не грозится меня убить!..

Доктор Лоренц затолкнул в рот наспех слепленный бутерброд, и проскочил в прихожую. Впихнул ноги в кроссовки, и, не удосуживаясь даже взглянуть на себя в зеркало, помчался на «репетицию» группы.

Прошло несколько томительных минут, дверь студии распахнулась, и в неё с победным криком Тарзана: «А-ааа-ааа!!! Трепещите, смертные, я пришёл!..», впрыгнул потрёпанный, но крайне довольный Флаке. Он с удивлением осмотрел пустую (!) комнату, трижды переменился в лице, побледнел, покраснел, в конце концов определился и окончательно приобрёл цвет свежего трупа (мертвенно-синий) и шумно плюхнулся на первое попавшееся кресло. Шмыгнул колоритным носом, снова бросил взгляд на необитаемую студию, наивно подумал: «Может репетицию перенесли, а мне забыли сказать?». Затем Кристиан почувствовал пятой точкой нечто весьма неприятное, скользкое и холодное, и пружиной вскочил с кресла (ещё бы, а вам бы хотелось приземлиться мягким местом прямо на недоеденную пиццу, оставшуюся ещё с прошлой репетиции?!).

В конце концов, кое-как очистив штаны от липких объедков, Флаке подошёл к висевшему у входа настенному календарю, и еле успел поймать в сантиметре от полу отвисшую челюсть. Потому как его взору предстала крайне неприятная надпись, гласившая: «19 ноября, ВОСКРЕСЕНЬЕ» Чуть ниже было подписано (явно почерком Пауля): «Флакон, если ты снова притащишься на репетицию в воскресенье – с меня бутылка пива и дружеские объятия».

Лоренц схватился за сердце, снова опустился в то самое кресло с недоеденной пиццей (чему, надо заметить, не придал большого значения), и хрипло произнёс:

- Ёлки-палки! Чует моё сердце – не один я такой невезучий… Ещё с кем-нибудь чего-нибудь скверное и произойдёт…

* * *

Рихард проснулся самым тривиальным путём – ровно в десять часов его разбудил писклявый звонок будильника. Точнее, не «разбудил», а попытался разбудить, ибо пробудить ото сна герра Круспе было не так-то просто. Рих со злостью запустил в несчастный будильник подушкой, и продолжил спать, наивно полагая, что отделался от злосчастного «нарушителя спокойствия». Но не тут-то было! Будильник упорно не желал разбиваться, и спустя несколько секунд затренькал вновь с удвоенной силой. Сначала Круспе-Бернштайн попытался проигнорировать упрямый будильник, но уже через пару таких «пи-пи-пи», вскочил, и с гордым видом оставил его наедине со своим пипиканьем.

Вскоре, после утренних процедур, Рихард, весело посвистывая, вернулся в свою спальню и обалдел: будильник продолжал всё также настойчиво пищать. Лидер-гитарист со злостью скрипнул зубами, и с кулаками накинулся на неугомонное чудо техники, видимо, решив вспомнить реслингское прошлое. Порядком отмутуженный, отлупленный и отколошмаченный будильник пару раз уныло пискнул, и, наконец замолк. Рих мысленно уже возвёл себе памятник, и, плюхнувшись обратно на кровать, подумал: «Как я его, а!.. Ай да я, ай да молодец!». Но тут от радостных размышлений его оторвала одна неприятная назойливая мысль. «Ох, не к добру это у меня будильник разбушевался… Чует моё сердце – не к добру!» - подумал Рихард под аккомпанемент раненого будильника, который из последних сил так пакостно пипикнул, что это можно было бы расшифровать как один из неприличных жестов, либо как фразу: «А ты как думал, идиот?! Конечно, не к добру!..»

Продолжение следует...